Проходя мимо гостиного двора, я*) увидел зрелище, наверно,
единственное в своем роде. Тысячи солдат всех родов оружия и почти столько
же простых людей в русской одежде были заняты опустошением лавок и
взламыванием тех, которые были еще заперты.
Все шло при этом мирно и дружелюбно, несмотря на то, что люди,
принадлежавшие к разным нациям, не могли разговаривать между собой. Каждый
брал, что ему нравилось, никто не мешал другому, так как добычи было
довольно для всех. Часто кто-нибудь, схвативши раньше связку товаров, потом
бросал ее на землю, как только в другой лавке находил что-нибудь, что ему
более нравилось или что ему казалось более нужным. Другой тотчас поднимал
брошенное, уносил с собой или потом заменял чем-нибудь лучшим. Все это
походило на завтрак a la fourchette, когда каждый из приглашенных гостей
выбирает то, что ему по вкусу. В открытых лавках, где прежде продавалось
варенье, грабители рядами, один после другого, без отвращения хватали его
грязными руками, и хотя я ходил вокруг около двух часов, я не слыхал даже и
старался отнять похищенное. Тогда солдат бросил ему мешок около 3/4 аршина в
длину и немного меньше в ширину и побежал прочь. Мужик открыл мешок,
заглянул в него и поднял такой ужасный крик, что нельзя было разобрать,
кричит он от радости или от горя, и этот крик привлек к нему внимание всех
окружающих Между тем мужик кричал все громче и, наконец, пустился бежать как
можно быстрее, обеими руками прижимая мешок к груди. Я уже потерял его из
виду, но его крики все еще можно было слышать издали. Вероятно, мешок был
наполнен кредитными билетами, цены которых солдат не знал, а мужик оценил их
с первого взгляда, и эта неожиданно огромная находка вызвала его радость,
выразившуюся смехом и слезами...
Не проходило почти ни одной ночи, чтобы целая толпа грабителей не врывалась
через окна в мою комнату, находившуюся в нижнем этаже дома, и без неутомимой
помощи доброго полковника Кутейля, спальня которого находилась прямо над
моей, я не избежал бы, по меньшей мере, самых тяжелых оскорблений. Как
только приближалась такая толпа, я стучал нарочно приготовленной палкой в
потолок моей комнаты, и тотчас полковник со шпагой и пистолетом в руках
спешил ко мне на помощь... В домах, расположенных против моей квартиры, я
часто среди белого дня видел форменные схватки между грабившими солдатами и
офицерами, которые жили не в самых магазинах, а в задних помещениях домов,
передние флигеля которых нанимали модистки. При этом весьма многие солдаты
платились жизнью, так как во время таких стычек защищать хорошеньких
модисток сбегалось много офицеров, квартировавших на Кузнецком мосту. Все
это показывает, как слаба была в это время субординация и как дешево
ценилась человеческая жизнь...
Однажды ко мне пришел префект двора маршал Дюрок и, наговорив мне
комплиментов по поводу всего хорошего, что он слышал обо мне от адъютанта
Бертье, сказал мне. «Уксус, который принесли вчера адъютанты, так понравился
Наполеону, что он приказал купить весь запас для императорской кухни». Затем
он спросил, сколько у меня бутылок уксусу и какая его цена. Я сказал, что
ранее продавал по 5 рублей за бутылку, что по курсу составляет 5 франков, и
показал свой запас в 200 бутылок, умолчав об остальных, так как они нужны
были для наших кушаний. «Хорошо, — сказал Дюрок, — 200 бутылок останутся для
императора».
Тогда я собрался духом и спросил. «Когда же я получу 1000 франков, которые
мне приходятся?» Дюрок добродушно посмотрел на меня и, похлопав по плечу,
сказал: «Оставьте у себя ваш уксус; у императора уксус будет, а деньги вы не
получите Я скажу ему, что ваш запас уже весь вышел». Другой раз я не
отделался бы так легко, если бы меня не вывела из затруднения одна дама,
правда, не обладавшая образцовыми добродетелями; она жила наискось от меня,
была очень красива, но пользовалась не наилучшей репутацией. Однажды утром
она пришла ко мне с просьбой, не продам ли я ей ножниц. Я поискал, нашел
одни, которые были несколько заржавлены и потому не были упакованы. Она
спросила о цене, но я отказался взять какую-нибудь плату, потому что о
заржавленных ножницах и говорить не стоило. Но во время нашего спора, когда
она хотела заплатить, а я не хотел взять платы, вошел придворный комиссар и
спросил, нет ли продажных чернил и сколько стоит бутылка... Я показал ему
чернила по 1 франку за пузырек; он велел запаковать 10 пузырьков, и я тотчас
уложил их в большой коробок. Комиссар подошел к окну, подозвал двух
проходивших мимо солдат и велел им взять коробок. Но когда я спросил деньги,
то он рассердился, нашел бесстыдным, что я осмеливаюсь требовать денег от
придворного комиссара за чернила, предназначенные для императорской
канцелярии.
Я уже хотел удовлетвориться таким аргументом и подумал, что все же лучше
отдать даром 100 пузырьков чернил, чем 200 бутылок эстрагонного уксуса. Но
тогда перед комиссаром выступила с геройским видом моя соседка и
повелительно сказала ему «Заплатите за чернила или оставьте здесь короб».
Француз вежливо спросил ее: «Кто вы сударыня?» — «Я метресса того генерала,
который живет напротив и теперь именно смотрит в окно, — отвечала она с
большим чувством собственного достоинства. — Я сейчас его позову, чтобы он
научил вас, что это позор для великого императора, если будет грабить его
именем придворный комиссар. Если император вынужден был позволить это
солдатам, то великий Наполеон, наверное, не допустит, чтобы делали это для
него его придворные комиссары». Комиссар поклонился, достал кошелек, положил
на стол 5 шт. 20-франко-вых монет, приказал взять короб, вежливо раскланялся
и вышел Таким образом мои ножницы были щедро оплачены, и дама обещала мне с
королевским видом свое покровительство и на будущее время и предложила
обращаться прямо к ней за помощью в подобных случаях, что мне, однако, слава
Богу, не понадобилось...
Полковник Кутейль уверял, что он обязан спасением жизни только своей
превосходной английской лошади и, как настоящий воин, не находил слов, чтобы
достаточно похвалить храбрость русских мужиков, которые истребили целый
французский отряд. Во всех походах Наполеона, и даже в Египет, он не видал
ничего подобного. Высланная за фуражом команда пришла в большую деревню
около Москвы, по-видимому, покинутую жителями. Но когда французы дошли до
средины деревни, вдруг с противоположных ее концов, как из земли, выросла
масса вооруженных крестьян. Командовавший отрядом французский офицер тотчас
приказал своим людям открыть огонь одновременно на обе стороны и непрерывно
и живо его поддерживать. Но крестьяне не потеряли смелости и смыкались над
павшими братьями, которых было немало, так как выстрелы попадали в густую
толпу и каждый достигал своей цели. Тем не менее крестьяне с вилами, косами
и топорами, а также с военным оружием нападали с обеих сторон на окруженных
французов, из которых спасся один только полковник Кутейль. Увидав храбрость
крестьян, он бросился в сторону в открытый двор, перескочил через изгородь,
потеряв при этом свою шляпу, достиг открытого поля и благополучно ускакал в
Москву.
Из записок колониального торговца
Примечания:
*) Настоящие записки принадлежат очевидцу, немцу,
торговавшему в Москве колониальным товаром
Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По
воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М.Васютинский,
А.К.Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга".
М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в
воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.
