От Красного до Орши

1812 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Между Корытней и Красным. 15 ноября 1812 года.

От Красного до Орши

Уже было невозможно отличить генералов и офицеров; как и солдаты, они были одеты во все, что им попадалось. Зачастую генерал был покрыт плохим одеялом, а солдат дорогими мехами. Эгоизм был единственным двигателем этих несчастных. Если два человека находили немного дров и разводили костер, то третьего, подошедшего отогреться и умиравшего от холода, жестокосердно гнали прочь, если только он не приносил своей доли дров для поддержания огня, а между тем у костра было место, и две протянутые к огню и замерзшие руки не отнимали тепла от собственников костра.

Оригинальное зрелище всевозможных одежд представляла эта длинная колонна призраков. Все мундиры армии были перемешаны. Рядом с шелковыми всевозможных цветов шубами, отороченными дорогими северными мехами, помещалась фигура в пехотной шинели или кавалерийском плаще. Головы были плотно закутаны и обмотаны платками всех цветов, оставались отверстия только для глаз. Самым распространенным видом одежды было шерстяное одеяло с отверстием посредине для головы, падавшее складками и покрывавшее тело. Так одевались по преимуществу кавалеристы, так как каждый из них, теряя лошадь, сохранял попону; попоны были изорваны, грязны, перепачканы и прожжены — одним словом, омерзительны. Кроме того, так как люди уже три месяца не меняли одежды и белья, то их заедали вши.

Но и все это можно было бы вынести, если бы было продовольствие. Чем же питались войска? Как это не погибли они все поголовно? Это прямо необъяснимая тайна, только доказывающая, как мало нужно для поддержания сил человека!

Несмотря на усталость и опасности, которым подвергались люди, сворачивая с дороги, голод все же толкал множество людей на мародерство по деревням в 8—10 верстах от дороги, которые еще не были разграблены, не сожжены при наступлении к Москве. Много из этих мародеров было схвачено, но все же эти мародеры снабжали колонну продовольствием и спасли армию. Они возвращались с лошадьми, отобранными у жителей и нагруженными ржаной мукой, перемешанной с отрубями, и свининой, что продавали за большие деньги, а на следующий день опять шли за добычей для продолжения торговли, но, конечно, сомнительно, чтобы они остались в барышах.

Как ни плоха была мука, из нее делали размазню, которую, чтобы согреться, ели горячей. Из муки, сваренной в воде, без соли и без жира, получалась отвратительная пища, к которой я никак не мог привыкнуть и предпочитал ломти обжаренной конины, хотя они внутри и оставались наполовину сырыми. К несчастью, чем дальше мы двигались, тем лошадей становилось меньше. Тех лошадей, которых мы предназначали себе в пищу, мы уже не могли, убив, рассекать на части, так как для этого было слишком холодно и наши ознобленные руки отказывались служить и замерзли бы, а поэтому мы вырезали у лошадей, еще движущихся и бывших на ногах, куски мяса из крупа. Бедные животные не подавали вида, что им больно, что ясно доказывает, что под влиянием страшного холода происходило полное онемение членов и полная нечувствительность тела. При других условиях вырезывание кусков мяса вызвало бы кровотечение, но при 28° мороза этого не было; вытекавшая кровь мгновенно замерзала и этим останавливала кровотечение. Мы видели, как эти несчастные животные брели еще несколько дней с вырезанными из крупа громадными кусками мяса; только менялся цвет сгустков крови, делаясь желтым и обращаясь в гной. Я нашел себе еще другой способ питания. У меня была маленькая жестяная кастрюля, которую я не променял бы ни на какие сокровища и в которой я варил себе все, что мне попадалось и что я покупал. И благодаря кастрюле я сделался колбасником. И вот как я орудовал: когда я находил лошадь недалеко от стоянки, я вонзал ей возможно осторожно между ребер лезвие ножа, под льющуюся из раны кровь подставлял кастрюлю, варил эту кровь и получал таким образом кровяную колбасу, которую теперь нашел бы приторной и отвратительной, а тогда находил ее чудесной, что не раз вспоминал и утверждал, что' когда испытываешь тот голод, который мы тогда испытывали в России, то не бывает плохого повара и каждый поваренок обращается в знаменитого Ва-теля (повара Людовика XIV).

Нет сомнения, что недостаток продовольствия способствовал деморализации войск, подрывая их силы, и что обильная горячая пища парализовала бы действие холода. Те казаки, над которыми при наступлении посмеивались наши солдаты, на которых когда-то, не считая их числа, весело ходили они в атаку, эти самые казаки теперь стали не только предметом уважения, но и предметом ужаса всей армии, и число их при содействии придорожных жителей значительно увеличилось. Почти все придорожные крестьяне в надежде на добычу вооружились пиками — этим национальным русским оружием — или же просто кольями с железными остриями на конце. Верхом на маленьких лошадках, в бараньих шубах и черных барашковых шапках, они следовали вдоль колонны и немедленно на нее бросались, как только замечали, что встреченная теснина задерживала войска, вызывая перед ней скопление и разрежая за ней колонну. В сущности, эти импровизированные, жаждавшие грабежа войска не представляли ничего опасного, так как малейшее сопротивление их останавливало и обращало в бегство, и целью их была не борьба, а только добыча этих странных трофеев. Но ужас, производимый их появлением, был таков, что при первом крике «Казаки!», перелетавшем из уст в уста вдоль всей колонны и с быстротою молнии достигавшем ее головы, все ускоряли свой марш, не справляясь, есть ли в самом деле какая-либо опасность.

Эти нападения были направлены главным образом на блокгаузы. Так как на всем этом длинном пути от Вильно до Москвы не было пощажено ни одного города, ни села, ни лачужки, то для обеспечения тыла и сообщений армии через каждые 20—30 верст были искусственно устроены укрепленные этапы: на квадратной площади, огороженной рвом и палисадами, были возведены бараки, и эти блокгаузы занимались соответствующими пехотными отрядами, конвоировавшими проезжавших курьеров*. В подобных блокгаузах ночевали обыкновенно охранявшие следование армии части.

При отступлении марши (переходы и привалы), естественно, приурочивались к этим блокгаузам, где всегда находились небольшие гарнизоны для обороны войск при всякого рода налетах (партизан). Первые пришедшие люди располагались у палисадов, и по мере стягивания колонны круг прибывавших прогрессивно увеличивался, достигая в конце концов до 50 и 100 тысяч человек.

Наибольший контингент людей, искавших прикрытия, составляли причисленные к армии чиновники, которых войска прозвали «рис-хлеб-соль». Только они сохранили богатые экипажи, лошадей, нагруженных добычей, награбленной в Москве и в богатых усадьбах, которые они опустошили для блага армии. Казаки знали, где искать добычу, а потому и направляли свои поиски и налеты именно на эти блокгаузы; и тогда начиналась свалка и ужасающее «спасайся, кто может!». Напрасно старались мы удерживать вооруженных людей, напрасно им доказывали, что чем нас будет больше, тем нам легче отбиться от противника: лишь только мы выпускали того, кого, как нам казалось, мы достаточно убедили, чтобы перейти к убеждению следующего, как первый пускался опять в бегство, оставляя нас на месте и предпочитая бегство встрече с казаками.

Я уже говорил, что эгоизм был единственным чувством, доступным этим несчастным. Эгоизм не знал себе меры, и если изнеможенный человек, не имея сил идти далее, падал, то шедшие около него, заметив, что он умирает, вместо естественной помощи, которая так свойственна (способным даже и к самоотвержению по отношению к товарищам) французским солдатам, ставили ему ногу на тело, переворачивали его, снимали обувь и даже штаны, если они еще были годны, что, в общем, ускоряло последний вздох умирающего. Я считаю своим долгом утверждать, что несколько раз был личным очевидцем подобных тяжелых сцен.

Погибавшие от голода и холода, все умирали одинаково: они падали на колени и на руки и, пока сохраняли остаток сил, разгребали руками снег и землю и затем падали на бок и мгновенно застывали.

Неоднократно наблюдал я следующее явление: если только человек, говоря о будущем, начинал утверждать невозможность пройти в подобных условиях оставшиеся до границы 500 или 600 верст, то его следовало считать погибшим, и действительно он непременно погибал не позже 2-го или 3-го дня...

Тирион

Примечания

* Эти укрепленные этапы были созданы предусмотрительностью великого Наполеона, и трудно себе представить, что бы было при отступлении, если бы не было этих этапов. (Прим. авт.)

Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.

Далее читайте:

Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица).

Участники наполеоновских войн (биографический справочник).

Литература по наполеоновским войнам (список литературы)

Россия в XIX веке (хронологическая таблица).

Франция в XIX веке (хронологическая таблица).

Карты:

Российская империя в 1-ой пол. XIX в.

Вторжение наполеоновской армии в 1812 году

Контрнаступление русской армии в 1812 году

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ

ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС