Переправа через Березину.
Изображение перепечатывается с сайта «1812 год».
Переправа через Березину
На рассвете 28 ноября русские атаковали нас на правом берегу Березины.
Французы могли выставить всего только 9500 человек против 32 000 русских.
Удино был ранен, и маршал Ней принял команду. Произведенная вечером
генералом Думерком блестящая атака, во время которой было захвачено 1500
человек русских, закончила это славное для французов сражение и освободила
дорогу на Зембин.
В это же время на левом берегу реки шло также ожесточенное сражение, и там
численность неприятеля еще более превышала силы французов. Рано утром я
получил приказ от маршала Виктора вернуться на левый берег, но если мне было
трудно перейти мост, то теперь вернуться по нему стало прямо невозможно. Не
стоит описывать давки этой беспорядочной волны людей всех наций, притекавшей
к мосту в ужасной неурядице.
Масса больных и раненых были сброшены прямо в реку, покрытую льдом. В это
время не переставая падал густой снег. В конце концов мост провалился под
тяжестью, и прошло много времени, прежде чем усталым и голодным саперам
удалось его поправить. Но эти храбрые люди, стоя по грудь в воде, работали с
большим усердием и самоотвержением: они обрекали себя на верную смерть,
чтобы спасти армию. Несколько кавалеристов попробовали переехать реку
вплавь, но их затерло льдом. Короче говоря, куда ни взглянешь, видны были
только сцены бедствий и лишений. Наконец я достиг со своей пехотой левого
берега, где я расставил свою бригаду перед селом Студянка. Мои орудия
остались на правом берегу, так как толпа помешала переправить их через мост.
После гибели бергской артиллерии два оставшиеся орудия были отданы капитану
баденской артиллерии Хеймесу, и его артиллерия, находясь под началом
капитана Фишера, была в великолепном состоянии. Его орудия были всегда
запряжены четырьмя лошадьми, а муниционные повозки и другие экипажи — тремя.
Правда, его лошади, за исключением тех, которые привезли под охраной
квартирмейстера Гама съестные припасы, были изнурены из-за неисправности
запряжек, но, кроме сожженных мною муниционных повозок, у нас не было других
потерь...
В начале похода 9-й корпус насчитывал 12 500 человек, но еще до Борисовского
сражения в нем осталось всего только 3500 человек, включая кавалерийскую
бригаду Де-летра. У герцога Беллунского было всего 5000 человек, которые
едва могли держаться против армии Витгенштейна, имевшего по крайней мере 20
000 человек. Вскоре прибыл из рекогносцировки лейтенант Аммеронген и привез
известие, что приближаются сильные неприятельские колонны. Надо было принять
меры для упорной защиты, но метель была так сильна, что, когда я хотел сесть
на лошадь, на моем седле лежал уже слой снега в полфута. Я ехал в этот день
на рыжей лошади, на которой участвовал в сражении при Эсслинге и Ваграме.
Мой дивизионный генерал Дендельс мало показывался в этот день. Он объяснял
это тем, что у него не было лошади, и я приказал своему стрелку Шютцу отдать
ему свою, но, сев на нее, генерал сказал мне: «Если меня не будет, то
примите командование». Почти сейчас же после этого я узнал, что он упал в
воду. Его заменил начальник главного штаба, но и ему пришлось выйти из рядов
после полученной раны в руку... Во время перехода через Березину я занял
только временную позицию и теперь продвинул свою бригаду и поставил ее
развернутым фронтом в котловину, что принесло нам много пользы, так как
масса ядер пролетала благодаря этому через нас. Грунт также мало
способствовал защите. Справа от села Студянка, центрального пункта позиции,
тянется до самых берегов Березины небольшая открытая равнина, граничащая с
лесистыми возвышенностями Старого Борисова. В этом месте грунт был хороший,
и ничто не мешало неприятелю подвигаться вперед; вся эта часть поля и оба
моста, находящиеся позади, подвергались обстрелу неприятельской артиллерии.
На верховье реки, слева от Студянки, возвышенность, где расположена часть
селения, находящегося слева, представляла удобную площадку, где войска могли
бы выстроиться в линию, но из-за недостатка людей пришлось занять только
часть холма. Маленькая долина, шириной приблизительно 250—300 саженей,
отделявшая площадку от холма, занятого неприятелем, переходила около села
Студянка в равнину, о которой я уже говорил, и ее легко было перейти. Маршал
расположил свои войска на этом месте следующим образом: баденская бригада с
батальоном 55-го полка, предводимая батальонным командиром Жуаие, и четыре
двенадцатилинейных французских орудия примыкали правой стороной к Березине,
а левой — к крайним домам Студянки и заняли часть площадки, где расположена
была бергская бригада.
Переправа через Березину, 28 ноября 1812 года.
Дивизия Жерара, составлявшая наше левое крыло, не имела никакого прикрытия,
так как не могла растянуться до соседнего леса, и потому ее позиция была
очень опасной; для того чтобы в случае чего поддержать ее сзади, поставили
кавалерию, состоявшую теперь только из полка баденских гусар и гессенской
легкой кавалерии. Оставшиеся 14 орудий нашей артиллерии расставили на самых
удобных местах площадки и до подножия холма растянули линию стрелков.
Воспользовавшись этим временем, неприятель вкатил свои многочисленные орудия
на противоположные нам холмы и открыл по нам орудийный огонь, который был
сейчас же подхвачен всею линией стрелков. В это же время двинулась пехота
его левого фланга; прикрываясь соседним лесом, находящимся перед фронтом
баденской бригады, и воспользовавшись тем, что мы не могли занять его, они
спустились на равнину Студянки и старались пройти к берегу реки. После
жестокого боя им удалось смять крайние батальоны нашего правого крыла,
воспользовавшись тем, что у батальона легкой пехоты и французского
батальона, находящегося под командой генерала Лин-га, не хватило зарядов.
Генерал Линг был ранен в руку. Я кинулся к этому опасному месту, приказав
майору Корнели следовать за мной со вторым батальоном моего полка. Я
продолжал сражение и продержался здесь до тех пор, пока не подошло
подкрепление, и тогда отдал приказ прекратить выстрелы и наступательным
движением атаковать неприятеля со штыками в руках. Не сделав ни одного
выстрела, мы отбросили русских к лесу и сами заняли его. Пока все это
происходило на правом фланге, орудийные выстрелы произвели большие
опустошения в левом. По мере того как растягивалась неприятельская линия, их
батареи окружили часть позиции и со все увеличивающимся успехом посылали
выстрелы на наши отряды, стоявшие против них. Чтобы отодвинуть
неприятельскую артиллерию и помешать русским растянуться до Березины, чтобы
атаковать и выбить оттуда наше левое крыло, стоявшее под их прицелом, маршал
Виктор отдал приказ генералу Дамасу атаковать с бергской бригадой
возвышенности, находившиеся перед ним. Встав в две колонны, величиной
приблизительно в батальон каждая, бригада спустилась с площадки; для
поддержки за ними шел следом полк баденских гусар. Дойдя до равнины, одна из
колонн остановилась за оврагом, высокие берега которого прикрывали ее от
артиллерийского огня, между тем как другая двинулась дальше через небольшой
лес. Линия неприятельских стрелков немедленно удалилась, но зато за
несколько сот шагов до выхода из леса наши колонны натолкнулись на русскую
пехоту, которая встретила ее сильнейшим залпом. Два раза пытались французы
отбросить неприятеля и взойти на возвышенность, но оба раза без всякого
успеха и с большим уроном для себя. Генерал Дамас получил царапину в грудь,
а генералу Рейтеру оторвало руку. Придя в беспорядок от этой неудачной атаки
и теснимые неприятелем, бергские отряды отступили через лес; то же случилось
и с колонной, служившей им поддержкой, — она также обратилась в бегство,
покинув позицию, которую занимала.
В это время моя бригада попала в самую сильную перестрелку. Перестрелка в
конце моего правого фланга все продолжалась, и мне приходилось посылать
помощь всякий раз этому батальону, когда он оставался без патрон. Капитан
Вольдек, командовавший передней ротой моего полка, получил приказ запастись
свежими патронами. Он подошел для этого к муниционной повозке, стоявшей
позади моей бригады, как вдруг ядро оторвало ему голову, и мы лишились очень
храброго офицера. Немного спустя я видел, как одна граната убила лейтенанта
Эля и, разрываясь, ранила семь солдат, а другая оторвала ногу капитану
Малеру — он прожил только до вечера. Около мостов происходили ужасные сцены.
Ядра русских убивали одиноких отдыхающих солдат. Наблюдая за отступлением
бергской бригады, я вдруг увидел приближающуюся к нам колонну. Было
пасмурно, и я не мог разглядеть, какой это был отряд, но, видя их белые
кивера, я принял их за поляков. Вдруг я заметил, что они стреляют в нас;
чтобы не допустить ошибки, я двинулся к ним, крича, чтобы они перестали
стрелять, и тут только увидел, что это русские. Как можно скорее я бросился
к своей бригаде, чтобы встретить неприятеля ружейным залпом, но в этот самый
момент маршал приказал начать атаку и двинул вперед наших гусар и гессенскую
легкую кавалерию, состоявшую всего только из 350 лошадей. Генерал Фурнье был
ранен, и полковник Ларош, приняв командование, бросился на русскую пехоту.
После короткого сражения неприятельская колонна была частью разбита, частью
захвачена. 500 человек стрелков 34-го полка были взяты в плен. В это время
появились русские кирасиры. Полковник Ларош бросился им навстречу и
мужественно сразился с ними. Удар саблей рассек ему правую щеку и пуля
пробила кивер, он был серьезно ранен и схвачен. Фельдфебелю Шпрингеру
удалось вытащить его из самой середины битвы и освободить. Почти весь
баденский гусарский полк погиб в этом столь славном для него сражении, и со
мной перешли Березину не более пятидесяти лошадей. Храбрая гессенская легкая
кавалерия разделила с ними их участь.
Маршал Виктор был очень озабочен опасным положением, так как достаточно было
бы быстрого натиска русских, чтобы сбросить нас в Березину. Он отыскал меня
и благодарил за поведение моих отрядов, прибавив, что только на них одних он
может всецело понадеяться; он хотел доложить об этом императору, который,
без сомнения, наградит нас особенными знаками отличия и вполне заслуженным
нами французским орденом. Однако в знаменитом 29-м бюллетене не было ни
слова благодарности баденским отрядам; помечен был один лишь генерал Фурнье,
покинувший благодаря ране с самого начала поле сражения.
Потери наши были велики... В баденской бригаде насчитывалось двадцать восемь
офицеров убитых и раненых... Убитых унтер-офицеров и солдат было более 1100
человек. Лейтенант Гелер, проверяя наличных вооруженных солдат, насчитал их
всего только 900 человек. Во всей армии не было генерала, способного нести
службу, и мне пришлось вечером принять команду над всеми сохранившимися еще
отрядами. Полковник Жентиль из бергской бригады доложил мне, что у него
осталось лишь 60 человек, в дивизии Же-рара было только 200 или 300 поляков,
от двух саксонских полков оставались жалкие остатки, готовые растаять. Все
корпуса армии сражались усердно и самоотверженно, и французская артиллерия
достойно поддержала честь своего оружия, выступив против превышающего ее
силой неприятеля.
Я сел за ужин, приготовленный моим поваром Вернлейном и егерем Гидеманом, и
запивал его родным вином, доставленным мне обозом лейтенанта Гама. Ужин мой
состоял из зайца, которого затравили во время сражения мои борзые собаки,
которых я привез из Смоленска. Чтобы отыскать съестные припасы, солдаты
разграбили покинутые около мостов фургоны; они нашли в них только предметы
роскоши, что объясняется тем, что вместе с армией Москву покинули все
французские торговцы и артисты. Рядом со мной стоял фургон императорского
главного штаба. Его разграбили и нашли там великолепные географические
карты. Солдаты нанесли мне всякого рода погон. Но что заинтересовало меня
более всего — это была целая коллекция атрибутов масонов, которые, как
известно, пользовались во французской армии большим уважением...
В полночь первый адъютант маршала полковник Шато привез мне приказ занять с
ротой гренадер самый большой мост и освободить проход. Я выбрал гренадерскую
роту первого полка, находившуюся под командой капитана Цеха. Предводимая
полковником Кароном артиллерия должна была пройти первая, но ей для этого
потребовалось времени гораздо больше, чем рассчитывали, так как на каждом
шагу им приходилось останавливаться, натыкаясь на фургоны и лошадей,
сновавших между ними. Капитан Цех употребил невероятные усилия, чтобы
удержать проход свободным. Случалось, проходило целых четверть часа, пока
несколько экипажей проезжали по мосту. В эти четверть часа никто не смел
войти на него. Со всех сторон, особенно поляки, умоляли меня пропустить
пехоту и не давать предпочтения артиллерии. Я отказал им, тем более что со
мной еще не было 2-го батальона первого полка, занимавшего до сих пор
отнятый у русских лес. Несколько вестовых, посланных мною туда, вернулись с
донесением, что невозможно передать капитану де Поли приказ об отступлении,
так как русские расположились между ними и нами. Но я твердо заявил, что не
тронусь отсюда до его прибытия и в случае надобности пойду сам выручать
батальон, и я отправил гуда унтер-офицера, пообещав ему орден, если он
приведет мне батальон. Несколько времени спустя я с радостью увидел остатки
собравшейся вокруг меня моей бригады...
Только в час ночи я мог двинуться вперед, но когда мы дошли до маленького
моста, он был уже испорчен и по нему нельзя было перейти. Нам пришлось
вернуться к большому мосту, что было в высшей степени трудно. Пришлось
прокладывать себе путь через огромное количество разбитых экипажей, мертвых
и раненых людей и лошадей, лежавших в куче, и в темноте нам приходилось
проходить между ними по одному. В одном месте я был так прижат к лошади,
прижатой в свою очередь к экипажам, что мне пришлось прокладывать себе
дорогу, убив несчастное животное выстрелом из ружья, взятого мною у идущего
позади меня солдата; когда я перебирался через нее, она ударила меня копытом
в последних конвульсиях агонии; этот удар принес мне большой вред. В этом
хаосе людей и лошадей я увидел в тридцати шагах от себя полковника де
Ла-роша, лицо которого было освещено пламенем горевшего фургона. Я закричал
ему, чтобы он шел за мной, но все усилия, которые он для этого употребил, не
привели ни к чему, и потому я отдал приказ идущей за мной роте выручить чего
бы это ни стоило полковника из этой толкотни, и вскоре он стоял рядом со
мной. Рассеченное от уха до рта лицо его не затянулось еще. Наконец с
остатками своего корпуса я добрался до моста, и мы тотчас же с большим
трудом перешли на другой берег. Наступил день, но солдаты с усердием
работали над разрушением мостов. Ужасное зрелище представляли многочисленные
больные и раненые, оставшиеся на противоположном берегу, которые теперь
должны были достаться неприятелю. Ни одно перо не может описать нашей
скорби, когда мы увидели, что русские завладели левым берегом. Скажу не
преувеличивая, что более 10 000 солдат было забрано в плен. Сорок орудий,
большая часть генеральских экипажей и часть кассы остались на том берегу —
добыча неприятеля была велика.
Вместо раненого маршала Удино команду над вторым корпусом принял маршал Ней;
он прежде всего поспешил сорганизовать арьергард, в состав которого вошли
остатки третьего и пятого корпусов. В этих отрядах, где насчитывалось до
сражения при Березине около 9500 человек, из которых 1500 было кавалеристов,
было теперь всего только 1800 человек пехотинцев и 500 кавалеристов...
Хохберг
Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По
воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский,
А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга".
М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в
воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.
