В 3 часа утра (26 июля) принц Евгений отправился в Островно к
Неаполитанскому королю. 4-й корпус был расположен лагерем около него;
кавалерия, поставленная впереди, наблюдала за движением неприятеля. Около 6
часов командиры армии во сопровождении своего штаба направились к аванпостам
и обошли то место, где шла битва. Не успели они обойти его, как все
донесения принесли известие, что дивизия Коновницына пришла на подкрепление
к корпусу Остермана Вице-король приказал тотчас же своей пехоте идти на
подкрепление кавалерии, которой командовал Неаполитанский король.
Гусары, посланные в качестве разведчиков, были встречены огнем при въезде в
лес и принесли известие, что не приятель, по-видимому, намерен его упорно
отстаивать. На самом деле, со всех сторон раздавался огонь стрелков, и
пушки, выставленные русскими на дорогу, обстреливали наши колонны,
двигавшиеся вперед Генерал Дантуар велел тотчас же выдвинуть наши орудия, и
во время этой перестрелки ядром оторвало ногу командиру 8-го гусарского
полка Феррари, бывшему адъютанту князя Нёшательского. Тогда Неаполитанский
король, поспевавший всюду, где его присутствие могло быть полезно, приказал
атаковать со стороны нашего левого крыла, чтобы прогнать кавалерию,
находившуюся на краю леса. Хотя это движение было хорошо задумано, оно не
оправдало возлагавшихся на него надежд; гусары, которым было поручено его
выполнение, были недостаточно сильны; они принуждены были отступить, правда,
в большом порядке и без потерь, перед многочисленными эскадронами,
высланными против них.
Пока мы были заняты на левом крыле, русские пытались прорвать наше правое
крыло; заметив это, вице-король направил к этому пункту 13-ю дивизию, она
остановила успехи русских. Артиллерия наших полков, занимавшая положение на
некоторых возвышенностях, поддерживала в нас уверенность, что эта линия не
будет взята
Наше правое крыло находилось, казалось, под хорошим прикрытием, но вдруг на
левом крыле и в центре началась внезапная атака и раздались страшные крики,
неприятель явился в огромном количестве, оттеснил наших стрелков,
поставленных в лесу, и заставил артиллерию поспешно отступить. Русская
кавалерия воспользовалась этим успехом, чтобы произвести сильную атаку на
Кроатов и на 84-й полк; к счастью, Неаполитанский король вовремя подоспел и
остановил успехи русских.
Два батальона 106-го полка, оставшиеся в резерве, поддержали Кроатов; в то
же время генерал Дантуар, соединявший в себе высшую степень талантливости и
храбрости, при помощи командира Деме и капитана Боннарделя, поднял дух
артиллеристов и своими умными распоряжениями заставил их снова перейти к
наступательным действиям, которые они на время прекратили.
Когда дела поправились на левом крыле и в центре, Неаполитанский король и
принц Евгений направились к правому крылу и призвали его к действию.
Русские, сидевшие в засаде в лесу, оказывали живейшее сопротивление 92-му
полку, который, несмотря на выгодное положение на возвышенности, оставался в
бездействии; чтобы подбодрить его, вице-король послал к ним своего адъютанта
Форестьера, которому удалось заставить его двинуться вперед. Это движение
показалось, однако, слишком медленным горевшему нетерпением герцогу
Абрантесу; этот неустрашимый генерал, привыкший к роли главнокомандующего,
покинул принца, чтобы воодушевить полк, за которым мы все следили; его
присутствие или, лучше сказать, его пример наэлектризовали все сердца, и в
одно мгновение храбрый 92-й полк, под предводительством генерала Русселя,
пошел в атаку, опрокинул все препятствия, встретившиеся на его пути, и
проник, наконец, в лес, куда, очевидно, неприятель хотел загородить нам
доступ.
На самом краю нашего правого крыла заметили в эту минуту, что русская
колонна, посланная, чтобы обойти нас, стала отступать, когда мы завладели
лесом; король Неаполитанский бросился немедленно к кавалерии и приказал ей
лететь к этой колонне, чтобы ее отрезать и заставить положить оружие. В
первую минуту кавалерия была в нерешимости, опасаясь неровностей почвы, но
королю хотелось, чтобы его мысль была немедленно приведена в исполнение: он
пришпорил лошадь, выхватил шпагу из ножен и воскликнул с пылким
воодушевлением: «Пусть храбрейшие следуют за мной1» Это геройство привело
нас в восторг, все поспешили к нему на помощь и, наверное, захватили бы
русских в плен, если бы глубокие овраги и густой кустарник не задержали
наших эскадронов; неприятельская колонна воспользовалась этим временем,
чтобы уйти от нас и соединиться с отрядом, от которого она отделилась
Хотя успех битвы был, очевидно, за нами, еще нельзя было решиться пройти
через большой лес, лежавший перед нами; за ним находились холмы Витебска,
где сгруппировались в лагере все силы русских Пока обсуждали этот важный
переход, в наших задних рядах поднялся сильный шум; никто не знал его
причины, и потому к любопытству примешалось беспокойство, но оно тотчас
рассеялось при виде Наполеона, окруженного блестящей свитой. Его присутствие
возбудило, как всегда, всеобщий энтузиазм, и все поняли, что он явился,
чтобы увенчать славу этого прекрасного дня. Неаполитанский король и принц
бросились к нему навстречу и дали ему отчет о совершившихся событиях и о
всех принятых мерах. Чтобы лучше обсудить их, Наполеон поспешно направился к
самым передовым постам нашей армии и с возвышения долго осматривал
неприятельские позиции и свойства почвы. В силу своей проницательности он
угадал и расположение лагеря русских и их планы; благодаря распоряжениям,
данным с полным хладнокровием и выполненным быстро и в порядке, армия прошла
через лес, и, двигаясь все время скорым маршем, она подошла к холмам
Витебска в ту минуту, когда солнце только что садилось.
13-я дивизия, шедшая лесом с правой стороны ради содействия этому маневру,
встретила сильное сопротивление со стороны неприятеля; он отступал только
постепенно, и его многочисленные стрелки заставляли дорого оплачивать почву,
которую мы у них отвоевывали; в одну из таких непредвиденных и несчастных
стычек русский драгун подскакал к генералу Русселю и выстрелом из пистолета
повалил его на землю.
Русские редко назначали драгунов стрелками; благодаря этому обстоятельству
распространился слух, что генерал Руссель был убит одним из наших, время
обнаружило истину и убедило нас, что мы не должны упрекать себя в смерти
этого храброго генерала, действительно достойного сожаления, как по боевым,
так и по личным своим качествам .
Дивизия Бруссье (14-я) шла по большой дороге и прибыла очень поздно на
назначенную ей позицию между дорогой и Двиной. Что касается 15-й дивизии и
итальянской гвардии, которые составляли остальную часть пехоты 14-го
корпуса, они были оставлены в резерве несколько позади 14-й Когда армия
прекратила свои действия, Наполеон расположился со своей главной квартирой в
деревне Куковячи; Неаполитанский король и принц Евгений расположились
лагерем в плохонькой усадьбе, возле деревни Добрижки; вокруг них
расположились отряды, находившиеся под их начальством.
На рассвете следующего дня (27 июля) бригада Пире пошла на Витебск; отступая
к этому городу, русские дали несколько пушечных залпов по этой кавалерии, но
они причинили ей мало вреда.
Затем они развернулись на большой площадке, находившейся около города и
господствовавшей над всеми дорогами, ведущими к городу. С холма, где мы
находились, легко можно было видеть неприятельские войска, выстроенные для
битвы; численность их должна была доходить теперь, после присоединения к
армии отряда Дохтурова, до 80 000 человек.
В этот день дивизия Бруссье шла впереди; она заняла с раннего утра позицию
на возвышенности, находившейся против площадки, занятой русскими. В то же
время несколько эскадронов гвардейских казаков атаковали 16-й полк конных
егерей; этот полк потерпел бы полное поражение, если бы его не выручили
подоспевшие с левой стороны 200 стрелков под командой капитанов Гюйара и
Савари. Эти воины обратили на себя внимание всей армии, которая, стоя на
холме (имевшем форму амфитеатра), следила за их подвигом и высказывала
справедливое одобрение их храбрости*.
Наполеон, бывший свидетелем этого славного подвига, послал спросить, к
какому корпусу принадлежат эти солдаты; они ответили. «К 9-му полку, и три
четверти сыны Парижа!» — «Скажите им, — ответил император, — что они
храбрецы и все заслуживают крест».
16-й егерский полк, отступая за 14-й дивизией, находился под прикрытием
53-го полка, которым командовал полковник Гробон. Эта дивизия, выстроенная в
каре, представляла собою фронт, неодолимый для неприятеля; все усилия его
расстроить были тщетны. Это обстоятельство внесло смятение в наши ряды, но
благодаря присутствию Наполеона оно не могло быть продолжительно. Стоя на
возвышенности, он видел все движения войска и с полным хладнокровием давал
приказания, необходимые, по его мнению, для одержания победы; так он велел
отступить одному кавалерийскому полку, чтобы освободить 13-й дивизии проход
к мосту.
13-я дивизия вышла вперед и двинулась направо; командовавший ею вице-король
повел ее позади 14-й, по направлению к возвышенностям, господствовавшим над
площадкой, где стоял неприятельский лагерь. Так как эти высоты не
охранялись, мы подвигались вперед без затруднения и заняли позицию на
вершине, как раз против русского лагеря; нас отделяла от них только река
Лучеса, крутые берега которой образовывали такой глубокий ров, что общее
сражение было невозможно, чтобы сделать вид, что хотят приступить к нему,
отделили несколько легких отрядов, которые перебрались через ров и
расположились в небольшом лесу; так как поддержки у них не было, они дальше
не пошли и вернулись к своему корпусу, когда батареи замолкли и дивизии
прекратили свои действия.
Это прекращение военных действий, когда войска были налицо, вызвало всеобщее
недоумение, и все спрашивали друг у друга, где же император и каковы его
намерения. Но в это время часть 1-го корпуса и императорская гвардия
присоединились к нам. Тогда одни подумали, что Наполеон ждал только
соединения всех своих сил, чтобы приступить к серьезному нападению; другие
уверяли наоборот. Что герцог Эльхингенский (Ней) и кавалерия генерала
Монбрена, приближавшиеся к нам по ту сторону Двины, обойдут позицию Витебска
и отрежут таким образом русским отступление. Но этот маневр был очевидно
невыполним, так как он не был приведен в исполнение...
Уверенность, с которой русские сохраняли позицию, и стягивание большей части
наших войск в одно место заставляли нас предполагать, что завтрашний день
будет днем большого сражения; и каково же было наше удивление, когда с
рассветом (28 июля) мы узнали, что враг отступил! Оказывается,
Барклай-де-Толли ночью получил от Багратиона извещение, что, отброшенный
после сражения при Салтановке за Днепр и принужденный отступать, он намечает
Смоленск как наиболее удобный пункт для их соединения. Как только было
замечено, что русские опять уклоняются от битвы, армия пустилась за ними в
погоню, кроме императорской гвардии, которая отправилась в Витебск, где
Наполеон, казалось, хотел остановиться. Этот город был почти пуст, в нем
оставались только евреи и несколько подозрительных типов.
По ту сторону дороги встретились казаки, преследовать которых отправился
генерал Лефеб-Денует, командир легкой кавалерии гвардии.
Уже больше 2 месяцев мы встречали в Польше и Литве, на пространстве около
300 миль, одни только безлюдные деревни и опустошенные поля. Казалось, всюду
наше приближение вызывало опустошение; все население бежало при нашем
приближении, предоставляя свои жилища казакам, уничтожавшим все, чего они не
могли унести с собой. После долгих и тяжелых лишений мы смотрели с завистью
на эти чистые, щеголеватые дома, где, казалось, должны были царить покой и
довольство, но мы и тут не находили отдыха, на который рассчитывали, и
принуждены были продолжать поход, оставляя налево от себя этот город,
предмет наших желаний и надежд.
Все были изумлены превосходным порядком, с которым князь Барклай де Толли
отступил со своих позиций. При этом трудном отступлении генерал-майор граф
фон Пален блестяще проявил свою прозорливость и военное искусство; на наших
глазах он маневрировал с арьергардом и так хорошо прикрыл остатки армии, что
мы не нашли на ее пути никаких следов ее прохода; ни одной брошенной
повозки, ни одной павшей лошади, даже ни одного отсталого — ничего, что бы
могло нам указать направление. Мы были в неизвестности, пожалуй,
исключительной в своем роде, когда полковник Клитский, обозревая местность в
поисках какого-нибудь крестьянина, нашел спавшего под кустом русского
солдата; эта встреча показалась нам счастливым случаем, вице-король
воспользовался ею и допросил пленника, давшего некоторые сведения о колонне,
к которой он принадлежал.
Лабом
Примечания:
* Этот подвиг, при всей своей изумительности вполне достоверно может еще
быть засвидетельствован всеми военными 4-го корпуса
Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По
воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М.Васютинский,
А.К.Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга".
М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в
воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.
Далее читайте:
Витебск
- сражение под Витебском 15 июля 1812 г. между
русским 3-м корпусом и французскими
авангардными частями в ходе
Отечественной войны 1812 года.