В 11 часов вечера мы услыхали крики, поднимавшиеся в садах: это наши
солдаты отнимали у женщин их добро — их шали, их серьги... Мы вышли, чтобы
прекратить грабеж. На улицах можно было видеть от 2 до 3 тысяч женщин,
стоявших группами с детьми на руках. Они смотрели на ужасы пожара, но я не
видел, чтобы хоть одна из них проливала слезы.
16 сентября император вынужден был удалиться из Москвы и устроиться в 4
верстах в Петровском замке. Армия также вышла из города и оставила его
беззащитным против грабежей и пожаров. В Петровском император провел четыре
дня, дожидаясь, пока в Москве не прекратится огонь. Он вернулся туда 20
сентября и снова занял нетронутый пожаром Кремль. Большой штаб его поселен
был в Кремле, малый штаб, к которому я принадлежал, поместился около
заграждений, недалеко от Кремля. Я с двумя своими товарищами назначен был
адъютантом к одному штабному полковнику, которому поручено было
эвакуирование госпиталя.
Мы, все четверо, со всеми своими слугами (у одного только полковника их было
трое) и лошадьми поселились в доме одной княгини. Полковник умел хорошо
распоряжаться. Он посылал нас по госпиталям, но сам туда не заглядывал; он
предпочитал оставаться дома и устраивать свои собственные дела. По вечерам
полковник уходил в сопровождении своих трех слуг, запасавшихся свечами;
узнав, что в церквах образа выступают рельефами на серебряных пластинках, он
шел туда, приказывал снимать иконы, потом всех святых подвергал плавке и
обращал их в простые слитки. Свое украденное добро он за банковые билеты
продавал евреям. Это был грубый человек и притом самой непривлекательной
внешности.
Мы имели в своем распоряжении тысячи бутылок бордо, шампанского, тысячи
фунтов сахара. Каждый вечер княгиня приказывала приносить нам четыре бутылки
хорошего вина и сахару. Ее погреба были полны. Она часто нас навещала и
говорила с нами хорошим французским языком. Однажды вечером полковник стал
показывать нам свои покупки и свои хищения (обыкновенно он куда-нибудь
уходил в это время со своими слугами). Показал между прочим и приобретенные
им чудные меха сибирских лисиц Я имел неосторожность показать, в свою
очередь, свой соболий мех, и он потребовал от меня, чтобы я обменялся на
шкуру сибирской лисы. Пришлось уступить, так как я боялся его мстительности.
Он имел варварство отнять этот мех у меня только затем, чтобы продать его
принцу Мюрату за 3000 франков. Этот грабитель церквей позорил имя француза.
Я помню, как потом он умер недалеко от Вильны, не перенеся морозов. Бог
наказал его. Слуги полковника сейчас же набросились на его тело, чтобы
опустошить его карманы.
Моя тяжелая служба кончилась, и несколько дней после этого я отдыхал Генерал
сказал мне: «Я оставляю вас при себе, больше вы меня не покинете, обедать вы
будете за моим столом. Вы довольно уже помучались при очистке госпиталей.
Отдохните». Приятно было состоять при таком генерале; только одна была у
меня забота — доставить корм своим лошадям, а затем приходилось похлопотать
о столе. Обед генерала был на 12 кувертов, а так как его адъютант был
немного ленив, то я сказал ему. «Не хлопочите больше, я озабочусь».
В дом притекало все необходимое, у нас было достаточно провизии, чтобы
провести здесь зиму, чтобы прокормить и себя и своих лошадей.
Куанье
Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По
воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М.Васютинский,
А.К.Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга".
М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в
воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004.
