Отступление Нея |
|
1812 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
ХРОНИКА ВОЙНЫУЧАСТНИКИ ВОЙНЫБИБЛИОТЕКАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬРодственные проекты:ПОРТАЛ XPOHOCФОРУМПРАВИТЕЛИ МИРАОТ НИКОЛАЯ ДО НИКОЛАЯИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПЕРВАЯ МИРОВАЯДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАРЕПРЕССИРОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ |
Между Корытней и Красным. 15 ноября 1812 года. Отступление НеяМы спокойно двинулись по дороге в Оршу. Пушечные выстрелы слышались лишь в отдалении, и мы подумали, что это 9-й корпус приближался к большой дороге. В самом деле, как было предположить, что неприятель находится у нас на пути, а корпуса, находящиеся впереди нас, и не подумали предупредить нас об этом. Между тем оказывалось фактом, что русская армия фланговым движением достигла Красного в то время, как французы занимали еще Смоленск, и что она готовилась преградить нам путь. Император с гвардией, 4-м и 1-м корпусом были последовательно атакованы в Красном 15, 16 и 17-го числа. Не говоря уже о превосходстве численности, можно себе представить, какое преимущество имели русские над войсками, истомленными и почти совершенно лишившимися кавалерии и артиллерии. И все-таки мужество восторжествовало над всеми препятствиями: императорская гвардия, пробившись сквозь неприятеля, осталась у Красного на помощь 4-му и 10-му корпусу. Вице-король и маршал Даву с негодованием отвергли предложение капитулировать, которое осмелились им сделать. Они, в свою очередь, прорвали неприятельскую линию, но зато потеряли почти всю свою артиллерию, багаж и большое число людей пленными. Императору нельзя было теперь терять ни минуты, чтобы достигнуть Березины; он увидел себя вынужденным покинуть 3-й корпус и ускорил движение к Орше. В течение трех дней, когда происходило все это, маршал Ней не получил ни малейшего предупреждения относительно опасности, грозившей теперь ему.
Мишель Ней. Император сильно упрекал маршала Даву за то, что он не остановился на день в Красном подождать 3-го корпуса. Маршал уверял, что не имел к тому никакой возможности. Но, по крайней мере, он должен был бы предупредить маршала Нея. Впрочем, может быть, сообщение между ними было отрезано. Как бы то ни было, генерал Милорадович ограничился посылкой нескольких легких отрядов в погоню за императором и соединил все свои силы против 3-го корпуса, рассчитывая захватить его целиком. 18-го утром мы отправились из Корытни и двинулись к Красному; несколько казачьих эскадронов стали тревожить при приближении к этому городу 2-ю дивизию, шедшую в арьергарде. Это появление казаков не имело никакого значения: мы к ним привыкли, и нескольких ружейных выстрелов бывало достаточно, чтобы рассеять их. Но вскоре авангард наш встретился с дивизией генерала Рикара, принадлежавшей к 1-му корпусу, которая оставалась в арьергарде и была отброшена на нас. Маршал собрал все остатки этой дивизии и под покровом тумана, который благоприятствовал нашему маршу, скрывая незначительность нашего числа, он приблизился к неприятелю, пока выстрел из пушки не заставил его остановиться. Русская армия, выстроенная в боевой порядок, заграждала нам путь; тут только узнали мы, что отрезаны от остальной армии и что спасения нам надо искать лишь в нашем отчаянии. Дело 3-го корпуса у Красного было одним из самых блестящих в эту кампанию; никогда еще не видано было боя более неравного; никогда еще талант полководца и самоотверженность войск не проявлялись в большом блеске. Едва успел маршал Ней поместить свой авангард под прикрытием артиллерийского отряда, как прибыл от генерала Милорадовича парламентер с требованием сложить оружие. Те, кто знали Нея, поймут, с каким презрением должен он был отнестись к этому предложению, но русский парламентер стал уверять его, что высокое уважение, которое высказывал русский генерал к его талантам и мужеству не позволяет ему предложить маршалу что-либо недостойное последнего, что эта капитуляция была необходима; что другие корпуса покинули его на произвол судьбы; что перед ним находилась армия в 80 000 человек и что, если он пожелает, он может послать офицера убедиться в этом. 3-й корпус вместе с подкреплениями, полученными в Смоленске, не достигал 6000 человек; артиллерия сведена была всего к 6 орудиям, кавалерия — к одному взводу охраны. Несмотря на все это, маршал вместо сдачи взял парламентера в плен; несколько орудийных выстрелов во время этих своеобразных переговоров послужили предлогом, и маршал, не обращая внимания на огромную численность неприятеля и ничтожное количество своих войск, скомандовал атаку. 2-я дивизия, построившись в колонны по полкам, прямо двинулась на неприятеля. Да позволено мне будет воздать должное самоотверженности этих солдат и поздравить себя с той честью, что я шел во главе их. Русские с восхищением смотрели, как дивизия стала приближаться к ним в наилучшем порядке, ровным шагом. Каждый оружейный выстрел вырывал целые ряды; каждый шаг вперед делал смерть все более неизбежной, но движение не замедлялось ни на шаг. Наконец, мы настолько приблизились к неприятельской линии, что первое отделение моего полка, сломленное в конце каре картечным огнем, было отброшено на следовавшее за ним второе и внесло в него расстройство. Тогда русская пехота, в свою очередь, атаковала нас, а кавалерия, ринувшись на наши фланги, довершила наше поражение. Несколько занявших выгодные позиции стрелков остановили на минуту преследовавшего нас неприятеля; в бой двинута дивизия Ледрю, и 6 орудий стали отвечать на огонь многочисленной артиллерии русских. Тем временем я собрал уцелевшие остатки моего полка на большой дороге, куда снаряды долетали изредка. Наша атака не продолжалась и четверти часа, второй дивизии уже не существовало более; мой полк потерял нескольких офицеров и сократился до 200 человек; иллирийский полк и 18-й полк, потерявший своего орла, пострадали еще больше; генерал Разу был ранен, генерал Ланшантэн взят в плен. Тотчас же маршал приказал второй дивизии идти назад по дороге к Смоленску; после двух верст ходьбы он направил ее влево, через поле, перпендикулярно к дороге. 1-я дивизия, уже давно истощившая силы, выдерживая натиск всей неприятельской армии, последовала за этим движением вместе с пушками и частью багажа; все раненые, которые еще в состоянии были ходить, тащились на нею. Русские остались в деревнях, пославши для наблюдений за нами колонну кавалерии. Смеркалось, 3-й корпус двигался в молчании; никто из нас не мог понять, что с нами будет. Но присутствие маршала Нея было достаточно, чтобы придать нам бодрость. Не зная, ни что он хотел, ни что он мог сделать, мы знали все-таки, что он что-то сделает. Его уверенность в себе равнялась его мужеству. Чем больше была опасность, тем быстрее принимал он решения; а раз решившись на что-либо, он уже не сомневался в успехе. И в этот момент его лицо не выражало ни нерешительности, ни беспокойства. Все взгляды обращены были на него, но никто не осмеливался задать ему вопрос. Наконец, увидев около себя одного офицера своего штаба, маршал сказал ему вполголоса: «Неважно у нас». — «Что вы будете делать?» — спросил офицер. «Перейдем через Днепр». — «А где дорога?» — «Найдем». — «А если он не замерзнет». — «Замерзнет». — «В добрый час», — сказал офицер. Этот своеобразный диалог, который я воспроизвожу буквально, раскрыл план маршала — достигнуть Орши, идя по правому берегу реки, и сделать это достаточно быстро, чтобы еще застать там армию, двигавшуюся по левому берегу. План был смелый и ловко задуман; сейчас мы увидим, с какой энергией был он выполнен. Мы шли через поля без проводника, и неточность карт еще больше путала нас. Маршал Ней, одаренный свойственным воину талантом — извлекать пользу из малейших обстоятельств, заметил лед в том направлении, в котором мы шли, и приказал пробить его, полагая, что под ним скрывался ручей, который должен привести нас к Днепру. То был действительно ручей, мы пошли по его течению и пришли, наконец, в деревню. Маршал сделал вид, что собирается остановиться. Были зажжены большие костры и выставлены аванпосты. Неприятель оставил нас в покое, рассчитывая назавтра легко расправиться с нами. Спокойный теперь насчет неприятеля, обманутого этой хитростью, маршал занялся приведением в исполнение своего плана. Нам нужен был проводник, а деревня была пуста; солдаты в конце концов нашли хромого крестьянина; у него спросили, где Днепр и замерз ли он. Крестьянин ответил, что в 4 верстах находилась деревня Сырокоренье и что Днепр в этом месте, вероятно, успел уже замерзнуть. Мы двинулись, руководимые крестьянином, и скоро прибыли в деревню. Днепр, с очень крутыми берегами, здесь, действительно, был покрыт достаточно крепким льдом, чтобы по нему можно было перейти пешком. Пока искали переход, дома стали наполняться офицерами и солдатами, раненными утром; они дотащились сюда, и хирурги едва могли оказать им первую помощь; те, кто не был ранен, заняты были поисками съестных припасов. Один маршал Ней, забывая и сегодняшние и завтрашние опасности, спал глубоким сном. Около середины ночи мы снялись с лагеря, чтобы перейти Днепр, оставив неприятелю артиллерию, багаж, всякого рода повозки и раненых, которые не могли ходить. Лед был настолько тонок, что лишь очень небольшое количество лошадей могло пройти по нему, войска построились на другом берегу реки. Первый план маршала уже увенчался успехом; Днепр был перейден, но мы были более чем в 60 верстах от Орши. Нею нужно было прийти туда прежде, чем уйдет оттуда французская армия; приходилось идти по незнакомым местам, отбиваясь от атак неприятелей, без кавалерии и артиллерии, с кучкой пехотинцев, истомленных усталостью. Поход начался при благоприятных предзнаменованиях. Мы нашли в одной деревне (Гусиное) спящих казаков и взяли их в плен. 19-го, с рассветом, мы двинулись по дороге в Любовичи. Задержаны мы были лишь на несколько минут переходом через встретившийся нам поток и еще несколькими казачьими пикетами, снявшимися при нашем приближении. В полдень мы достигли двух расположенных на возвышенности, деревень, обитатели которых едва успели скрыться, оставив нам свои съестные припасы. Солдаты наслаждались этими несколькими моментами физического благополучия, как вдруг раздался крик: «К оружию!» Неприятель приближался и оттеснил наши аванпосты. Войска вышли из деревень, построились в колонну и двинулись в путь в виду неприятеля. Но то уже была не кучка казаков вроде тех, каких мы встречали до сих пор; то были целые эскадроны, маневрировавшие в порядке под командой самого генерала Платова. Наши стрелки задержали их; колонны ускорили шаг, в то же время перестраиваясь для отражения кавалерийской атаки. Несмотря на многочисленность этой кавалерии, мы ее нисколько не боялись, потому что никогда казаки не решались атаковать пехотное каре. Но вскоре несколько орудий открыли огонь по нашим колоннам. Это артиллерия следовала за движением кавалерии и перевозилась на санях всюду, где с пользой могла действовать. Вплоть до сумерек маршал Ней не прекращал борьбы со столькими препятствиями, пользуясь малейшими условиями местности. Среди снарядов, падавших в наши ряды, несмотря на крики казаков, производивших демонстрацию атаки, мы шли прежним шагом. Ночь приближалась, неприятель удвоил силы. Пришлось оставить дорогу и броситься налево вдоль лесов, окаймляющих Днепр. Казаки уже овладели этими лесами; 14-й и 18-й полки, под командой генерала д'Энена, получили приказ выехать оттуда. А тем временем неприятельская артиллерия заняла противоположный берег оврага, через который мы должны были пройти. Тут-то генерал Платов и рассчитывал истребить всех нас. Я последовал за своим полком в лес. Казаки удалились; но лес был большой и довольно густой, приходилось оборачиваться во все стороны, чтобы ограждать себя от неожиданностей. Наступила ночь; мы ничего не слыхали вокруг себя; было более чем вероятно, что маршал Ней продолжал двигаться вперед. Я посоветовал генералу д'Энену следовать за ним; он отказался, боясь упреков со стороны маршала за самовольное оставление поста. В этот момент сильные крики, свидетельствовавшие об атаке, послышались впереди нас и уже на некотором расстоянии; становилось несомненным, что наша колонна продолжала свой путь и что нам предстояло быть отрезанными от Нея. Я удвоил свои настояния, уверяя генерала, что маршал, которого я хорошо знал, не пошлет ему приказа, потому что он предоставлял каждому командиру действовать сообразно обстоятельствам; что, кроме того, он находится слишком далеко, чтобы быть в состоянии сообщаться с нами, и что 18-й полк уже наверно давно отправился. Генерал упорствовал в своем отказе; единственно, чего я мог добиться от него, — это отвести нас к тому пункту, где должен был находиться 18-й полк, чтобы соединить оба полка. 18-й полк уже ушел, и вместо него мы нашли эскадрон казаков. Генерал д'Энен, убедившись слишком поздно в справедливости моих замечаний, решил, наконец, догонять колонну. Но мы уже исходили лес в стольких направлениях, что не могли найти дороги; костры, горевшие с разных сторон, еще больше запутывали и сбивали с толку. Мы посоветовались с офицерами моего полка, и двинулись в том направлении, какое указало большинство. Я не стану описывать всего, что нам пришлось выстрадать в эту ужасную ночь. У меня оставалось не больше 100 человек, и мы находились на расстоянии больше 4 верст от арьергарда нашей колонны. Нужно было догнать его, пробиваясь среди окружавших нас врагов. Приходилось идти быстро, чтобы наверстать потерянное время, и в достаточно строгом порядке, чтобы отбивать атаки казаков. Темнота ночи, неуверенность в направлении, которого мы держались, трудность прибираться через лес — все это увели-чивало наше затруднительное положение. Казаки кричали нам, чтобы мы сдавались, и стреляли в нас в упор; настигнутых их пулями мы покидали. У одного сержанта выстрелом из карабина была перебита нога. Он упал около меня, хладнокровно сказав своим товарищам: «Вот еще один человек погибает; возьмите мой ранец, он вам пригодится». Мы взяли его ранец и молча покинули его. Двое раненых офицеров подверглись той же участи. Но я с беспокойством наблюдал за впечатлением, какое производило такое положение вещей на солдат и даже на офицеров моего полка. Те, кто был героем на поле битвы, проявляли беспокойство и тревогу: настолько справедливо замечание, что условия, сопровождающие опасность, пугают более, чем самая опасность. Лишь очень немногие сохраняли столь необходимое для нас присутствие духа. Мне потребовался весь мой авторитет, чтобы поддержать порядок при движении и чтобы помешать солдатам покинуть ряды. Один офицер дал мне понять, что мы, быть может, вынуждены будем сдаться. Я громко сделал ему выговор, и тем более сурово, что он был заслуженный офицер, а это еще более усиливало данный ему урок. Наконец, больше чем через час мы вышли из леса; Днепр оказался у нас с левой стороны. Направление нашего дальнейшего пути было установлено, и это открытие оживило солдат минутной радостью; я воспользовался этим, чтобы ободрить их и посоветовать собрать все свое хладнокровие, которое одно только могло нас спасти. Генерал д'Энен приказал нам двинуться вдоль реки, чтобы помешать неприятелю обойти нас. Мы далеко еще не выпутались из опасного положения; мы уже не сомневались более в направлении нашего пути, но равнина, где мы шли, позволяла неприятелю атаковать нас всей массой и пустить в ход артиллерию. По счастью, наступила ночь, и орудия стреляли почти наугад. От времени до времени казаки с громким криком подступали к нам: тогда мы останавливались, делали в них залп и, отогнав их таким образом, тотчас же снова пускались в путь. Этот путь шел на протяжении двух верст в очень неудобной местности: приходилось перебираться через овраги настолько крутые, что еле удавалось вскарабкаться на противоположный берег, переправляться через ручьи, замерзшие лишь наполовину, вода которых доходила до колена. Ничто не могло сломить стойкости солдат; порядок сохранялся все время самый строгий, никто не выходил из рядов. Генерал д'Энен, раненный картечью, скрывал это, чтобы не лишать солдат мужества, и с прежним рвением продолжал командовать. Конечно, ему можно поставить в упрек, что он слишком долго упорствовал, защищая лес у Днепра; но в столь затруднительных обстоятельствах ошибка всегда простительна. Во всяком случае нельзя оспаривать мужество и умение, с каким он вел нас в продолжение всего этого опасного перехода. Под конец преследование со стороны неприятеля замедлилось; мы заметили впереди себя на возвышенности несколько костров. То был арьергард маршала Нея, делавший привал в этом месте и снова отправившийся в путь; мы присоединились к нему и узнали, что маршал накануне атаковал неприятельскую артиллерию и заставил ее открыть ему дорогу. Таким-то образом 4-й полк вышел из своего отчаянного положения. Движение его продолжалось еще час. Истомленные солдаты нуждались в отдыхе; сделан был привал в одной деревне, где нашлось немного съестных припасов. Мы находились еще в 25 верстах от Орши, и надо было думать, что генерал Платов несомненно удвоит усилия, чтобы захватить нас. Всякая минута была дорога: в 1 час ночи ударили сбор, мы тронулись в путь. Деревня была объята пламенем; темнота ночи, нарушаемая лишь отблеском пожара, придавала всему мрачный оттенок. Я с грустью смотрел на это зрелище. Утомленный предыдущим днем, с сапогами, полными воды, я вновь испытывал страдания, мучившие меня перед тем. Едва будучи в состоянии двигаться, я опирался на руку Лаланда, молодого офицера из стрелков. Поведение его заслуживало некоторых упреков в начале кампании, и ему даже не дали чина капитана, на который он вполне мог рассчитывать по старшинству. Я внимательно наблюдал за ним и, так как был им очень доволен, то счел момент вполне подходящим, чтобы обещать ему повышение. Я выразил ему свое удовольствие и сожаление по поводу замедления в его движении по службе и дал ему слово, что первое назначение капитаном в моем полку будет принадлежать ему. Он очень благодарил меля и еще удвоил свое рвение, на сколько ему позволяли силы. В конце концов этот несчастный молодой человек не выдержал и свалился; но мне хочется думать, что, быть может, надежда, которую я внушил ему, поддерживала его мужество и несколько смягчила ужас последних минут. Мы продолжали наш путь до утра, не тревожимые никем. С первыми лучами солнца снова появились казаки, и вскоре дорога, по которой мы шли, вывела нас на равнину. Генерал Платов, желая воспользоваться этим благоприятным обстоятельством, выдвинул вперед на санях артиллерию, которой мы не могли ни избежать, ни настигнуть; а когда, по его мнению, внесен был достаточный беспорядок в наши ряды, он скомандовал атаку. Маршал Ней быстро построил в каре каждую из своих дивизий; вторая, под командой генерала д'Энена, находясь в арьергарде, была первою выставлена против неприятеля. Мы силой заставили стать в ряды отдельных солдат, у которых были ружья; пришлось прибегнуть к самым сильным угрозам, чтобы пустить их в дело. Казаки, встречая слабый отпор со стороны наших стрелков и гоня перед собою толпу наших безоружных отставших солдат, прилагали все усилия, чтобы добраться до каре. Солдаты ускорили шаг при приближении неприятеля и под огнем его артиллерии. Двадцать раз я замечал, как они вот-вот готовы были разорвать ряды и бежать в разные стороны, отдавши себя и нас на произвол казаков; но присутствие маршала Нея, внушаемое им доверие, его спокойствие в момент такой опасности удержали их в повиновении долгу. Мы достигли возвышенности. Маршал приказал генералу д'Энану держаться на ней, прибавив, что в случае необходимости надо будет суметь умереть там ради спасения чести Франции. Тем временем генерал Ледрю шел на Якубово, деревню, примыкавшую к лесу. Когда он занял там позицию, мы двинулись, чтобы присоединиться к нему: две дивизии расположились там, поддерживая друг друга с флангов. Не было еще и полудня, а маршал Ней объявил, что будет защищать эту деревню до 9 часов вечера. Генерал Платов раз двадцать пытался сбить нас, атаки его мы постоянно отражали, и он, утомленный таким сопротивлением, сам расположился против нас. Маршал с утра послал польского офицера, которому удалось добраться до Орши и сообщить о нашем положении. Император уехал оттуда накануне; город занимали вице-король и маршал Даву. В 9 часов вечера мы снялись со стоянки и в глубоком молчании двинулись в путь. Казацкие посты, выставленные на дороге, снялись при нашем приближении. Движение продолжалось в большом порядке. В расстоянии 4 верст от Орши авангард наш встретил выдвинутый пост, с которого ему ответили по-французски. То была дивизия 4-го корпуса, шедшая нам на помощь с вице-королем во главе. Нужно было провести три дня между жизнью и смертью, чтобы судить о радости, какую нам доставила эта встреча. Вице-король встретил нас с глубоким волнением. Он громко выразил маршалу Нею свое восхищение его подвигом. Он поздравил генералов и двух уцелевших полковников (полковник Пельпора из 18-го полка и меня). Адъютанты его окружили нас, засыпав вопросами о подробностях этой великой драмы и об участии, которое каждый из нас принимал в ней. Но время не терпело; через несколько минут надо было двинуться в Оршу. Вице-король пожелал идти у нас в арьергарде, и в три часа утра мы вступили в город. Несколько довольно жалких домов предместья послужили нам убежищем. Раздача пайков назначена была на следующий день, и нам, наконец, можно было немного отдохнуть. Так кончился этот отчаянно смелый поход, один из наиболее замечательных эпизодов всей кампании. Он покрыл славой маршала Нея, которому обязан был своим спасением 3-й корпус, если можно называть корпусом прибывший в Оршу отряд в 800 или 900 человек, оставшихся из тех 6000, что принимали участие в бою под Красным. Фезанзак Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004. Далее читайте:Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица). Участники наполеоновских войн (биографический справочник). Литература по наполеоновским войнам (список литературы) Россия в XIX веке (хронологическая таблица). Франция в XIX веке (хронологическая таблица). Карты:Российская империя в 1-ой пол. XIX в. Вторжение наполеоновской армии в 1812 году Контрнаступление русской армии в 1812 году
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |