От Орши до Борисова |
|
1812 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
ХРОНИКА ВОЙНЫУЧАСТНИКИ ВОЙНЫБИБЛИОТЕКАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬРодственные проекты:ПОРТАЛ XPOHOCФОРУМПРАВИТЕЛИ МИРАОТ НИКОЛАЯ ДО НИКОЛАЯИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПЕРВАЯ МИРОВАЯДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАРЕПРЕССИРОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ |
Отступление Наполеоновской армии. Ноябрь 1812 года. От Орши до БорисоваМы прошли через местечко, имени которого я не знаю и где говорили, что император должен был заночевать (хотя он давно проехал мимо). Множество войск разного оружия останавливалось там; было уже поздно, а, по слухам, оставалось еще добрых 8 верст до места привала, намеченного в большом лесу. Дорога в этом месте очень широка и окаймлена с обеих сторон огромными березами. По ней удобно было следовать людям и повозкам, но когда настал вечер, то по всему ее протяжению виднелись павшие лошади, и чем дальше мы подвигались, тем гуще она была усеяна повозками, издыхающими лошадьми, даже целыми упряжками, изнемогающими от усталости, а также и людьми, которые, не будучи в силах идти дальше, останавливались, располагались на биваках под большими деревьями, потому что, как они сами говорили, тут под рукой у них все, чего они не найдут в другом месте: топливо для костров, на что пригодятся сломанные повозки, а вместо пищи — мясо тех лошадей, которыми завалена была дорога и которые уже начинали задерживать движение. Давно уже я шел один в этой тесноте, стараясь добраться до того места, где мы должны были ночевать, чтобы наконец отдохнуть от этого тяжкого перехода, еще более затрудненного гололедицей, образовавшейся с тех пор, как опять подморозило по талому снегу, так что я ежеминутно падал; ночь застигла меня среди этих бедствий. Северный ветер подул с новою яростью; с некоторых пор я потерял из виду своих товарищей; несколько солдат, изолированных, как и я, чуждых тому корпусу, к которому я принадлежал, тащились с трудом, делая сверхъестественные усилия, чтобы настигнуть колонну, от которой отделились, как и я. Те, к кому я обращался, не отвечали — у них не хватало сил. Другие падали в смертельном изнеможении, чтобы уже не встать. Скоро я очутился совершенно один, не имея более никаких товарищей, кроме трупов, служивших мне проводниками. Силы были истощены вконец. Уже я падал раза два, задремав, и, если б меня не пробуждала холодная влажность снега, я не мог бы устоять и погиб бы, отдавшись непреодолимой сонливости. Место, где я находился, было усеяно людьми и лошадьми, заграждавшими мне дорогу и мешавшими волочить ноги, потому что я уже не имел сил поднимать их. Каждый раз, как я падал, мне казалось, что меня остановил один из несчастных, валявшихся на снегу; часто случалось, что люди, лежавшие при последнем издыхании на дороге, цеплялись за ноги проходивших мимо, умоляя их о помощи, и иногда те, что нагибались, чтобы помочь товарищам, сами падали, чтобы уже не подняться. Минут десять я шел наобум, не придерживаясь никакого направления; я брел как пьяный; колени мои подгибались под тяжестью слабого тела. Словом, я чувствовал близость моего последнего часа... В эту минуту показалась луна, и я увидел шагах в десяти от меня двух людей — один лежал, другой сидел возле. Направившись в ту сторону, я с трудом добрался до них вследствие наполненного снегом рва, отделявшего дорогу. Я заговорил с тем человеком, который сидел; он захохотал как безумный и проговорил: «Друг мой, смотри не забудь же!» И опять рассмеялся. Я убедился, что это смех смерти. Другой, которого я считал мертвым, еще был жив и, слегка повернув голову, промолвил эти последние слова, которых я век не забуду: «Спасите моего дядю, помогите ему, а я умираю!» Я сказал ему еще несколько слов, но он уже не отвечал мне. Тогда, обратившись в сторону первого, я старался подбодрить его встать и пойти со мной. Он смотрел на меня, не произнося ни слова; я заметил, что он закутан в толстый плащ, подбитый мехом, но старается сбросить его. Я хотел помочь ему подняться, но это оказалось невозможным. Держа его за руку, я убедился, что на нем эполеты высокопоставленного офицера. Он заговорил со мной о смотре, о параде и наконец повалился на бок, лицом в снег. Мне пришлось оставить его, я не мог оставаться дольше, не подвергаясь опасности разделить участь этих двух несчастных. Надежда встретить какой-нибудь бивак заставляла меня по возможности ускорить шаг. В одном месте дорога была почти совершенно заграждена лошадиными трупами и поломанными повозками. Вдруг я поневоле отдался слабости и опустился на шею дохлой лошади, лежавшей поперек дороги. Вокруг лежали без движения люди различных полков. Я различил между ними несколько солдат молодой гвардии, которых легко было узнать по киверам; потом я сообразил, что часть этих людей умерла в то время, как старались разрезать труп лошади, чтобы съесть его, но у них не хватило силы, и они погибли от холода и голода, как это случалось каждый день. В этом печальном положении, очутившись один среди обширного кладбища и страшного безмолвия, я отдался мрачным мыслям: я думал о своих товарищах, с которыми был разлучен каким-то роком, думал о своей родине, о своих близких — и заплакал как ребенок. Пролитые слезы немного облегчили меня и вернули мне потерянное мужество. Я нашел у себя под рукой, у самой головы лошади, на которой сидел, маленький топорик, какой мы всегда носили с собой в каждой роте во время похода. Я хотел употребить его, чтобы отрезать кусок мяса, но не мог: до такой степени труп закоченел от мороза — совершеннейшее дерево. Я истощил последние силы, одолевая лошадь, и повалился в изнеможении, зато немного согрелся. Поднимая топорик, вывалившийся у меня из руки, я заметил, что отколол несколько кусков льда. Оказалось, что это лошадиная кровь; вероятно, кровь выпускали, прежде чем убить лошадь. Я подобрал насколько мог больше этих кусочков крови и тщательно спрятал их в ягдташ; потом я проглотил несколько кусочков этого льда; это подкрепило меня, и я продолжал свой путь, отдавшись в руки Божие; все время я старался переходить с правой стороны на левую, чтобы избегнуть трупов, усеявших дорогу; останавливался и пробирался ощупью в потемках каждый раз, как темная туча набегала на луну, и ускорял шаг по направлению к лесу всякий раз, как показывалась луна. Через некоторое время я увидел вдали перед собой какой-то предмет, который я сперва принял за зарядный ящик, но, подойдя ближе, увидел, что это просто сломанная повозка маркитантки одного из полков молодой гвардии; я встречал ее несколько раз после Красного везущей двух раненых фюзелеров-егерей гвардии. Лошади, везшие повозку, были мертвы и частью съедены или разрезаны на куски; вокруг повозки валялось семь трупов, почти обнаженных и до половины занесенных снегом; на одном только был надет овчинный тулуп. В том положении, в каком я находился, чувство самосохранения было всегда моей первой мыслью; вот почему необдуманным движением я хотел попытать свои силы, чтобы отрезать кусок лошади, забыв о том, что за минуту перед тем я свалился от слабости, стараясь сделать то же самое. Тем не менее я взял топор в обе руки и стал рубить лошадь, находившуюся еще в оглоблях повозки, но, как и в первый раз, это оказалось напрасным трудом... Наконец, не будучи в силах оторвать ни клочка мяса, чтобы поесть конины хотя бы в сыром виде, я решился заночевать в повозке, оказавшейся крытой... Но только я начал действовать, как раздирающий крик раздался изнутри повозки. Я оборачиваюсь — опять крик: «Мари, дай мне пить, я умираю!» Я опешил. Через минуту тот же голос простонал: «Ах, Боже мой!» Я сообразил, что это несчастные раненые, покинутые помимо их ведома. Действительно, так и было. Я влез на остов лошади в оглоблях, оперся на край повозки и спросил, что нужно. Мне с трудом отвечали: «Пить». Я вспомнил о кусочках обледенелой крови, спрятанных мною в ягдташ, и хотел спуститься за ними, вдруг луна, светившая мне некоторое время, спряталась за большую черную тучу; думая, что ставлю ногу на что-то твердое, я оступаюсь и падаю на три трупа, лежавших рядом. Ноги мои очутились выше головы, поясницей я упирался в живот мертвеца, а лицом — на его руку. За последний месяц я привык спать в подобной компании, но тут оттого ли, что я был один-одинешенек, мной овладело чувство сильнее простой трусости. Мне казалось, что это кошмар; на мгновение я лишился языка. Я был как безумный и вдруг принялся кричать, точно меня кто держит и не хочет отпустить. Несмотря на все мои усилия, я не мог встать. Наконец, я хочу подняться, упираясь на руки, но невзначай попадаю рукой в лицо мертвеца, а один из моих пальцев засовывается ему в рот. В этот миг выплывает луна, и я могу разглядеть все окружающее. Меня охватывает дрожь, я теряю точку опоры и снова падаю. Вдруг все изменяется. Вместо страха мною овладевает какое-то неистовство. Я встаю, ругаясь, и задеваю руками, ногами за лица, туловища, конечности — словом, за что попало. Я с проклятьями устремляю глаза в небо, точно посылая ему вызов; не помню, может быть, я даже ударил беспомощных бедняков, валявшихся у меня под ногами. Немного успокоившись, я решил заночевать в повозке возле раненых, чтобы защитить себя хоть от дурной погоды. Я взял кусок обледенелой крови из своей сумки и влез в повозку, ощупью отыскивая человека, просившего пить и теперь не перестававшего стонать, хотя слабо. Приблизившись, я убедился, что у него ампутирована левая нога. Я спросил, какого он полка, но не получил ответа. Тогда, пощупав его голову, я с трудом сунул кусочек обледенелой крови ему в рот. Тот, что лежал с ним рядом, был холоден и тверд как мрамор. Я попробовал спустить его с повозки, чтобы занять его место, дождаться дня и ехать дальше с теми, которых я предполагал назади, но мне это никак не удавалось. У меня не хватило сил своротить тело, и так как край повозки был чересчур высок, то я не мог сбросить тело вниз. Видя, что другому раненому остается жить несколько минут, я прикрыл его двумя шинелями покойника и стал шарить, не найду ли в кибитке чего-нибудь, что бы пригодилось мне. Не найдя ничего, я стал заговаривать с раненым, но не получал ответа. Я провел рукой по его лицу — оно уже застыло, и во рту еще торчал кусочек льда, всунутый мною. Он покончил и с жизнью и со страданьями... Бургон Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004. Далее читайте:Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица). Литература по наполеоновским войнам (список литературы) Карты:Российская империя в 1-ой пол. XIX в. Вторжение наполеоновской армии в 1812 году Контрнаступление русской армии в 1812 году
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |