По дороге в Вильно |
|
1812 г. |
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА |
ХРОНИКА ВОЙНЫУЧАСТНИКИ ВОЙНЫБИБЛИОТЕКАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬРодственные проекты:ПОРТАЛ XPOHOCФОРУМПРАВИТЕЛИ МИРАОТ НИКОЛАЯ ДО НИКОЛАЯИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПЕРВАЯ МИРОВАЯДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАРЕПРЕССИРОВАННОЕ ПОКОЛЕНИЕ |
Вильно. Вид на Замковую гору. Гравюра 1-й половины XIX в. По дороге в ВильноВсе, кто вернулся из этой кампании, были согласны со мной, что переход от Березины до Вильно был тяжелее всего остального похода. В продолжение всего перехода мы страдали от голода, усталости, холода, который сделался нестерпимым. Случаи замерзания были теперь необыкновенно часты. При выходе из Москвы мы запаслись всеми припасами, какие только можно было найти и унести. В Смоленске так или иначе мы пополнили свои припасы из запасных магазинов. От Вильно до Немана разные магазины, устроенные по дороге, доставляли нам продовольствие. Но от Березины и до Вильно у нас не было ровно ничего. Я слышал, что часто говорят: несчастье способствует сближению людей. Но ничто в этой кампании не доказало мне справедливости этих слов. Я никогда не видел более жестокого эгоизма и большего равнодушия к товарищам и даже к друзьям. Каждый думал только о своем драгоценном «я» и заботился лишь о том, чтобы скорее спастись. В мирное время всякий лейтенант, на долю которого выпадет честь сопровождать своего генерала или полковника на парад, поспешит помочь своему начальнику подняться, если последнему случится оступиться или упасть. Я не видел ничего подобного во время отступления из России. Между тем люди падали и скользили очень часто, так как всю дорогу до Вильно была страшная гололедица. Сколько генералов и других офицеров падало на моих глазах, и никогда никто из проходивших не думал подать им руку, чтобы помочь подняться! Каждому предоставлялось подниматься самому. Я помню очень хорошо, что случилось со штаб-офицером, которого очень уважали в нашей дивизии. Вследствие своей полноты он сделался настоящим виртуозом в падении. Ежеминутно он растягивался по земле, каждый раз отчаянно ругаясь при этом, причем каждое его падение вызывало веселый смех со стороны насмешников, безжалостных к своему начальнику. Сердечно признаюсь, я был в то время таким же эгоистом, как и другие. Я и теперь еще с сожалением вспоминаю один подобный случай, когда провинился в том же и я. Один раз мне посчастливилось Бог знает как раздобыть несколько картошек, наполовину мерзлых. Прибыв к биваку, я поспешил испечь их в горячей золе. Один из моих товарищей сел около меня в расчете разделить со мной мой богатый завтрак. Мы были очень хорошо знакомы в Штутгарте, где вместе служили в гарнизоне. Несмотря на это, я имел жестокость наотрез отказать ему. Он поднялся и ушел, сказав печально: — Я вам никогда не прощу этого! Только тогда лед в моем сердце растаял. Я вернул его и поспешил поделиться с ним.
Отступление из России. Т. Жерико.1818 г. Во время этого «погребального шествия» в Вильно — так следовало бы назвать этот переход — я был свидетелем многих ужасных сцен, в особенности по ночам, по причине ужасной стужи и недостатка дров. Большая часть деревень по нашему пути была старательно выжжена нашими солдатами, гревшимися у этих чудовищных костров. Сколько раз мне случалось видеть сотни теней вокруг пылающих лачуг; эти тени болтали и хохотали, пока все не превращалось в пепел. Многие из них сделались совершенными идиотами, и про них говорили, что они отморозили себе мозг. Эти несчастные, на которых никто не обращал внимания, большей частью погибали самым ужасным образом. Они умирали от голода и холода или падали в огонь и заживо сгорали... Я шел уже несколько часов и начал чувствовать усталость и холод, который пронизывал меня. Вдруг я заметил большие костры, разложенные с одной стороны дороги недалеко от группы домиков. Прельщенный этим видом, я подумал, что смогу, может быть, найти себе место около одного из этих костров и продолжить нарушенный сон. Я приблизился к одной из групп и был очень радушно принят. Тут были польские уланы и французские конные егеря (ко-нечно, без лошадей). Между ними не было ни одного немца. Эти молодцы прекрасно воспользовались тем, что у них было: они развели огонь в углу между двух кирпичных стен; это сооружение, оставшееся, вероятно, от прежнего завода, уцелело только благодаря тому, что было из кирпича. Я вступил в разговор с французами. Что касается поляков, то я не разговаривал с ними, и это не без причины. Несмотря на мой костюм, более чем изорванный, по которому едва ли во мне можно было признать офицера, егеря были очень любезны и предупредительны со мной. Очевидно, это были люди из хороших семей. Во время нашего разговора один из них, мой сосед справа, спросил меня: оборачивался ли я и видел ли, что находится в углу между строениями?.. Это меня заинтересовало, и я бросил взгляд по указанному направлению, но увидел только громадную пирамиду, верхушка которой достигала второго этажа построек. При мерцающем свете нашего костра я не мог разобрать, из чего состояла эта груда, покрытая густым слоем снега. Француз, которого я спросил об этом, сказал мне: — Это трупы. Приблизившись, я убедился, что это была правда. Вся пирамида состояла из сотни тел, смерзшихся в одну кучу и покрытых снегом. Возможно, что на этом месте был госпиталь и сюда выбрасывали из окна тела умерших, не давая себе труда отнести их на некоторое расстояние в поле. В это время нечего было думать о погребении умерших, приходилось наудачу выбрасывать их из окон. Как бы нас возмутили подобные вещи в обыкновенное время! Тогда же это не возбудило в нас ни малейшего негодования. Надо сказать, что при каждой остановке, на каждом шагу мы имели возможности отвыкнуть от подобной чувствительности. Мертвых не только оставляли покоиться в мире — на них вовсе не обращали внимания, что было гораздо проще. Вот почему я вполне хорошо себя чувствовал и мог даже на несколько часов заснуть в двух шагах от этого импровизированного кладбища. Первые дни похода по направлению к Вильно были ужасны; я никогда еще не страдал от голода так, как в эти дни. Холод был ужасный, а у нас не было совсем дров. Несмотря на то, что у меня сохранилось очень яркое воспоминание обо всей этой кампании, я бы не мог сказать, чем я питался первые 2 или 3 дня после моей встречи с конными егерями. Я, кажется, совсем ничего не ел. После перехода через Березину лошади стали очень редки, не один раз мне случалось видеть толпы голодных, которые дрались до крови из-за жалкого куска мяса какой-нибудь издохшей лошади. Не имея ни малейшей склонности к подобной пище, я должен был свести свое меню к нулю. Между тем накануне моего прибытия в Вильно мне удалось найти кое-какой пищи у мелочных торговцев, которые Бог знает как спасли свои повозки и лошадей. К великому счастью, у меня были еще деньги. Эти почтенные торговцы, конечно, евреи, пускались по обыкновению на всякий риск, чтобы получить какой-нибудь барыш. Они раньше нас пробрались в Вильно, добыли там хлеба и водки, потом вышли нам навстречу и продавали свои товары по баснословным ценам. Нечего и говорить, что дела их шли блестяще: съестные припасы разбирались нарасхват, несмотря ни на какие цены, и с жадностью поглощались, каковы бы они ни были. Голод — лучший из поваров. Вот я и у ворот Вильно! Я спешил изо всех сил, чтобы войти в город вместе со всеми и не дать им опередить себя. Я был уже близок к цели, как вдруг передо мной встало новое препятствие, которое нужно было преодолеть и которое отняло у меня целый час времени. Это был, в сущности, пустяк, но вещь огромной важности для меня, так как беглецы массою стекались со всех сторон. От большой ходьбы износилось все мое платье, и карман, в котором я носил деньги, прохудился. Сумма была невелика — немного мелочи и несколько серебряных рублей; тем не менее эта потеря была настоящим разорением для меня. Правда, я знал, что вюртембергский военный комиссар ждал нас в Вильно, чтобы выдать нам аванс в счет нашего жалованья. Но его еще надо было разыскать, а потом всегда неприятно посеять свои деньги на большой дороге. Вследствие этого я решился вернуться назад по своим следам. К довершению этого несчастья, две громадные медные монеты проскользнули в мои башмаки и скоро дали мне о себе знать. Пока я шел, уткнув нос в землю, я имел счастье встретить вюртембержцев, которые пошли искать деньги вместе со мной. Кто нашел копейку, кто полтину, кто рубль, и так я вернул себе все, что потерял. Такая любезность делала честь моим компатриотам, — я был так плохо одет, что они не могли признать во мне офицера. А один барабанщик из отряда Вильгельма, подойдя ко мне, спросил дружески и в то же время фамильярно: — Ну что, товарищ, все нашел? Этот добрый малый оказал мне затем еще одну услугу. Он помог мне разуться и вытащить из башмаков две медные монеты, которые причиняли мне такую боль. В то время как я предавался не без труда этой операции, так как моя обувь была совершенно замерзшая, у меня был, наверно, плачевный вид. По крайней мере, мой товарищ фон Кеннериц, как раз проходивший мимо меня, послал мне рукой приветствие, которое можно было принять за прощальное. Как после он мне рассказывал, он считал меня тогда погибшим. Фон Зукков Фрагмент воспоминаний опубликован в кн.: Французы в России. 1812 г. По воспоминаниям современников-иностранцев. Составители А.М. Васютинский, А.К. Дживелегов, С.П.Мельгунов. Части 1-3. Москва. Издательство "Задруга". М., 1912; Современное правописание выверено по кн.: Наполеон в России в воспоминаниях иностранцев. В 2 кн. М., Захаров, 2004. Далее читайте:Отечественная война 1812 года (хронологическая таблица). Участники наполеоновских войн (биографический справочник). Литература по наполеоновским войнам (список литературы) Россия в XIX веке (хронологическая таблица). Франция в XIX веке (хронологическая таблица). Карты:Российская империя в 1-ой пол. XIX в. Вторжение наполеоновской армии в 1812 году Контрнаступление русской армии в 1812 году
|
|
ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ |
|
ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,Редактор Вячеслав РумянцевПри цитировании давайте ссылку на ХРОНОС |